Те, о ком забыли

Авторы: Лолита Гогохия, Гурам Макацария

Иракли было 4 года, когда он и его семья — родители и старшая сестра — бежали в Россию из Грузии, охваченной гражданской войной. За изгнанием последовали трудности интеграции в новое общество. Статья проливает свет на жизнь самой уязвимой группы грузинской диаспоры — беженцев – глазами одного из её представителей.

Уже почти 30 лет Иракли живёт в российском городе Курске. Его семья из 4 человек, как и другие 200 тысяч грузин, в 1993 году были изгнаны из грузинского региона Абхазия. Его отец, Наури, был моряком, ходил в дальние плавания, повидал много стран, а мама, Нонна — врачом скорой помощи в Гальском муниципалитете.

Свои первые 4 года Иракли провёл в Гали, небольшом городе на востоке Абхазии, в исторической области Самурзакано. Город известен своими живописными пейзажами и водохранилищем, расположенным у подножья красивейшей горы Сатанджо. Для Иракли Гали связан с одним из самых тёплых и ярких воспоминаний — первым снегом.

«Помню день, когда выпал первый снег. Мне, наверное, было года три. Помню, как папа достал санки, а я даже не мог понять, что это и что с этим делать. Снег лежал день, не дольше, очень быстро растаял, но, помню, как мы бегали раздетые по этому снегу, а взрослые на нас ругались. Пожалуй, именно это из головы не выходит», — говорит Иракли.

По воспоминаниям Иракли, у него было счастливое детство, беззаботное время, когда жизнь шла своим чередом. Он ходил в детский сад, а сестра – в школу. Однако всему этому внезапно настал конец.

В августе 1992 года в Абхазии началась братоубийственная гражданская война. В результате военных действий, длившихся 1 год и 2 месяца, в 1993 году большая часть населения региона, в основном грузины, была вынуждена покинуть свои дома. Война не обошла стороной и семью маленького Иракли. Они уехали в Сухуми, где ожидали очереди на паром, чтобы перебраться в Россию.

«Помню, что мы были у моря. Стояли паромы. Мы ждали судно, чтобы уплыть. Люди стремительно продвигались к паромам. Многих не пускали на борт, не хватало мест. Я это очень хорошо помню, потому что вокруг царила паника», — вспоминает Иракли.

Неизвестно, какое количество беженцев спаслось по морю. Город был окружён военными катерами без номерных знаков. Люди дрались за место у пирса,пробивались вперёд Джахая, Г. Последний день Сухуми // cyxymu.info. – 2017. – Блог. – URL: https://www.cyxymu.info/2017/09/posledniy-den-Sukhumi.html"×. Кто-то дождался своей очереди, а кто-то навсегда остался, не сумев выбраться из полыхающего Сухуми.

«Мы очень долго плыли, было очень жарко. Женщин и пожилых людей посадили в одну сторону, мужчин в другую, дети были на верхней палубе. По прибытию разъезжались уже на поездах. Кто-то отправился в сторону Москвы, у кого там были родственники, кто-то – в сторону Санкт-Петербурга, как мы. Там проживал брат моего отца, ещё с советских времён. С собой было лишь что-то из вещей и паспорта», — добавляет он.

По воспоминаниям Иракли, у них не было выбора, «бежали туда, где есть хоть кто-то из родственников». В Грузии продолжалось противостояние между сторонниками Звиада Гамсахурдиа и оппозицией. В стране полыхала гражданская война, и «то, что творилось в Грузии на тот момент нам было непонятно, мы думали, что нечто похожее могло происходить и в регионах. Советский Союз рушился. Дядя сказал отправляться в Петербург, так как там всё стабильно и нет войны».

Как и Москва, Санкт-Петербург стал пристанищем для значительного числа беженцев. Местная грузинская община "Иверия", созданная незадолго до упомянутых событий, в 1989 году, оказывала гуманитарную помощь изгнанникам. При содействии общины в Грузию отправляли гуманитарную помощь, а в самой северной столице открылась грузинская школа, где учились дети из семей беженцевკაკაბაძე, ბ. 2000. სანკტ-პეტერბურგის ქართული სათვისტომის „ივერიის“ საქმიანობის ქრონიკები. ჩრდილოეთის ივერია, სანკტ-პეტერბურგი. გვერდი 10-11×.

«В Санкт-Петербурге мы пробыли около двух лет. Отец начал работать, но понимал, что долго у родственников не проживёшь, поэтому мы сняли квартиру. Потом отец почему-то решил, что нужно переехать в Курск. В Курской области оказалось много знакомых, которые ранее проживали в Абхазии. Судьба свела здесь нас», — вспоминает Иракли.

В 1993 году Абхазию покинули почти все грузины, составлявшие половину населения автономной республики. Большая часть выехала в другие регионы Грузии, а вторая по численности группа – в Россию. Курск, что находится в 500 км от Москвы, был не самым популярным местом для миграции беженцев. Однако, по оценке Иракли, грузинских беженцев здесь «очень много. Где-то 100-150 человек. Из Сухуми и других районов. Есть ещё те, кто растворился в обществе». Связи помогали беженцам не падать духом, а неравнодушные люди – обосноваться на новом месте. Одним из препятствий для семьи Иракли на пути к интеграции в новом обществе стало оформление регистрации.

«Мы понимали, что нужно делать документы, гражданство, само собой это всё трудно давалось. Хорошо, что рядом были добрые люди. Все понимали нашу ситуацию и старались помочь. Время было другое. Гражданство мы получили только в 1997-м. Всё это время делали документы, искали, где прописаться, потому что собственности никакой не было. Многие по сей день живут без документов», — вспоминает Иракли.

По информации Комитета "Гражданское содействие", в России проживает несколько десятков тысяч беженцев из ГрузииПоложение беженцев из Абхазии в Российской Федерации // Комитет “Гражданское содействие”, [сайт]. – 2010. – URL: https://refugee.ru/news/polozhenie-bezhentsev-iz-abhazii-v-rossijskoj-federatsii/"×. Получить статус беженца или документы на предоставление временного убежища достаточно сложно. Многие до сих пор остаются лицами без гражданства или имеют просроченные документы, и, соответственно, лишены базовых гражданских прав на бесплатную медицинскую помощь или официальное трудоустройство. Одна из причин малого количества беженцев в России – негласная политическая установка отказывать в убежище гражданам определённых странОб имитации института убежища в России: статистика за 2020 год и ее краткая аналитика // Комитет “Гражданское содействие”, – 2021.×. Как и другие изгнанники, семья Иракли не получила подобного статуса.

«Никаких статусов не присваивали, просто наш знакомый временно прописал нас сначала в Тульской области, а потом в Курске. Позже знакомая отца сделала нам постоянную прописку. Папа ходил по всем отделам, налаживал связи, чтобы уладить все проблемы с документами».

В 2006 году, в момент острой политической напряжённости между Грузией и Россией, многие беженцы подверглись депортации, включая и тех, кто успел получить документы. По данным правозащитной организации Human Rights Watch, из России было выслано более 2300 граждан Грузии Антигрузинская кампания: Целенаправленные задержания и высылка грузин российскими властями // Human Rights Watch, – 2007.×. Массовая высылка грузин стала причиной гибели 4 человек. Один из них, Тенгиз Тогонидзе, умер прямо в московском аэропорту Домодедово – ему вовремя не оказали помощь при приступе астмыСмерть гражданина Грузии в аэропорту – «беспрецедентный случай». Радио Свобода, 2006: https://www.svoboda.org/a/267883.html"×.

«Депортаций было много, по крайней мере у нас в Курске. Удивительно, но кто-то потом пытался вернуться, и у многих это получилось. Так как это провинция, тут всё решается, все друг друга знают и можно о многом договориться. Может, поэтому люди и не стремятся уезжать в большие города», — делится Иракли.

По словам Иракли, он практически не сталкивался с дискриминацией по этническому признаку, хотя изначально его семья испытывала отчуждение, в частности на уровне языковой адаптации.

«Я помню, когда мы жили в Петербурге, я не гулял на улице, не играл с соседскими детьми. В семье я разговаривал только на грузинском. Потом уже, когда я пошёл в садик в Курске, ситуация начала меняться. В Петербурге было трудно. В садике я очень долго ходил и молчал, не пытался разговаривать с кем-то. На протяжении двух месяцев просто молчал. Мне мама это рассказывала. Потом я заговорил без акцента. Не знаю как, но в итоге мне это удалось. Я хорошо помню, как моя сестра получила кол (худшую оценку) за диктант по русскому языку в школе. Никогда не забуду этого, она сильно плакала. Очень плохо написала тот диктант, но в итоге окончила школу с золотой медалью, а институт с красным дипломом (отличием). Её потом в школе все в пример ставили. Для меня она всегда была образцом для подражания», — вспоминает Иракли.

Иракли рассказал и о других эпизодах неоднозначного отношения к себе. Например, о случае, когда во время российско-грузинской войны в 2008 году преподаватель в университете поставил его в ситуацию выбора стороны.

«У нас была история, помню. Преподаватель задал вопрос, на чьей я стороне. Я сказал, что война — это всегда больно, какой бы она ни была и с какой бы стороны не шла. Я от войны бежал, и мне было жалко мирное население и Цхинвали. Для меня это боль», — говорит он.

Несмотря на то, что 2000-ые года в России были периодом роста ксенофобии, в том числе и картвелофобииПредвзятое, подозрительное, неприязненное, враждебное отношение к грузинскому народу, Грузии, грузинскому языку, грузинам, специфическое направление в ксенофобии.×, в школе и университете Иракли преодолел трудности адаптации. Его одинаково принимали везде — с интересом и сопереживанием. Однако некоторым грузинам, Тимуру Качарава и Илье Джапаридзе, повезло меньше. Они были убиты неонацистами в 2006 и 2011 годах соответственно Дело об убийстве Тимура Качарава – «беспрецедентный случай». РИА Новости, 2015: https://ria.ru/20151113/1318654360.html/"×.

По данным на 2010 год, в России проживало 157 803 грузинВсероссийская перепись населения 2010. Национальный состав населения РФ // Федеральная служба государственной статистики, – 2010.×. Будучи меньшинством, они сосредоточены в крупных городах страны. Община Иракли немногочисленна – около 800 человек из более чем миллионного населения Курской областиИтоги Всероссийской переписи населения 2010 года в отношении демографических и социально-экономических характеристик отдельных национальностей // Федеральная служба государственной статистики, – 2010. ×. Рядом с Курском находится Щетинское кладбище, на одном из его участков хоронят исключительно грузин.

«У нас небольшое сообщество. Стараемся решать какие-то вопросы на местном уровне. Кто-то стремится приобщить детей к культуре, учат грузинскому языку, помогают друг другу. Церковь [русская православная - прим. редактора] у нас есть, мы часто её посещаем».

Для грузинской диаспоры в России, как и для остальных, проблема ассимиляции стоит достаточно остро. Несмотря на то, что грузины живут во многих российских городах, не везде функционируют общины. В общине Иракли, в отличие от Москвы или Санкт-Петербурга, отсутствует духовный центр – грузинская церковь. По его словам, грузины со временем воспринимают нормы нового общества и растворяются в нём.

«Грузины не активны в плане взаимодействия, не хотят знакомиться. Даже люди с одной деревни к этому не стремятся, прячутся как будто, избегают общения. Наверное, их просто всё устраивает, нравится жить с русскими, привыкают. Я, если увижу грузинскую фамилию или имя, сразу зацеплюсь. Узнаю, кто, откуда, приглашу в гости, чем-то помогу».

Иракли вспоминает, что раньше в Покровском храме Божией Матери действовала воскресная школа, которую он посещал, там обучали грузинскому языку. Существовал грузинский танцевальный ансамбль "Имеди", в котором занимались дети беженцев, но в 2010-2011 году его расформировали. Благодаря ансамблю члены общины поддерживали связь, а дети – погружались в родную культуру и язык. По мнению Иракли, причинами прекращения деятельности общины стали слабая вовлеченность и низкий уровень сплочённости. Сейчас встречи соотечественников проходят в основном в русских православных храмах, грузинских ресторанах, а также на свадьбах и похоронах.

«Сплочённости не хватает. Связь поколений угасает с годами. Возможно, родители детям не всё до конца объяснили, поэтому молодёжь старается не быть чёрным лебедем и иногда сливается с местным обществом. Над этим нужно работать. Родители не всегда передают детям привязанность к своей этнической группе.»

Пока Иракли рос в новой стране, его родина – Абхазия – оставалась для него недосягаемой. До гражданской войны Гали был живописным местечком с размеренной жизнью, а сегодня это город-призрак. Всё так же функционирует Энгурская ГЭС, вырабатывающая электроэнергию для западной Грузии. Однако для Иракли посещение родных мест по-прежнему проблематично – далеко не всегда удаётся получить пропуск на въезд.

«В Абхазии действуют ограничения в виде пропусков, поэтому некоторые родственники вообще не могут попасть на территорию Абхазии. Мы старались. Сначала была проблема восстановить документы, так как наш дом уже считался бесхозным. Таких домов по сей день очень много. Повезло, что нам хотя бы дали разрешение на въезд. Мы начали постепенно восстанавливать дом, который простоял 27 лет в одиночестве. Не было уже ни крыши, ни окон, даже проводка была выдернута из стен. Люди ничего не оставляли, выносили абсолютно всё. Мы начали его отстраивать практически с нуля. Вроде душа просит остаться, но понимаешь, что твоё тело и душа там, где твоя семья сейчас», — делится он.

Предметы былой жизни, которые он увидел в родном доме 12 лет спустя, напомнили ему о войне, укравшей у него детство.

«В 2006 году мне впервые удалось попасть в наш дом, который мы не смогли достроить из-за войны. Я помню, что нашёл там одну из памятных вещей. У меня был игрушечный "Москвич" зелёного цвета, педальный велосипед. Перед домом был небольшой торговый ларёк, я там часто покупал или просто просил стеклянные бутылки из-под Кока-Колы, а потом складывал эти бутылочки в этот "Москвич", в боковые двери. Я нашёл тот самый велосипед под домом, кажется, в погребе. Он был всё такой же зеленый, но уже ржавый, сломанный, не было колёс, не было руля, сиденья, но когда я открыл дверцы, то увидел, что внутри так и лежат эти стеклянные бутылки из-под Кока-Колы. Я достал "Москвич" оттуда и просто стоял и плакал. Ещё у нас была собака по кличке Дотта. Перед домом, где отец заливал бетонную дорожку, наша собака бегала по ней, ещё не высохшей, так вот, её следы до сих пор там, так и остались на этом бетоне», — вспоминает Иракли.

Многие беженцы, спасавшиеся от войны и преследований, оставили в родных домах не только личные вещи, но и всю жизнь. Большинство продолжает жить воспоминаниями о родине, но лишь единицы решаются вернуться, так как ситуация в регионе оставляет желать лучшего.

«Впервые после войны мы приехали в 2006 году. На окраинах ещё стреляли, занимались мародёрством. Я поехал к бабушке в деревню. Были грабежи. Например, люди собирают фундук, а их грабят. Я испытывал отвращение, что за какие-то орехи в дом могли забежать с автоматами и ограбить. Потом я долго не приезжал. В 2009 снова поехал с сестрой навестить бабушку. Нам заранее готовили пропуск, который выдается на ограниченное время. В нём указано, сколько можно находиться на территории Абхазии. Если заранее подготовиться, тебе эту бумажку приносили на границе, либо родственники передавали. Допросы на границе были, хотя и не жёсткие. Многие "чёрным ходом" пытаются попасть в Абхазию с этой стороны, предлагают огромные деньги, чтобы их просто провели к могиле родственника и обратно, а им отказывают. Я такие случаи знаю. Когда видят фамилию, им становится интересно, почему мы едем обратно, кто наши родственники и т.д. Последний раз два года назад я ехал и думал: "Сколько можно бояться, переживать? 21 век на дворе, убьют меня что ли за то, что я грузин? Мирное вроде время". Жить там постоянно, конечно, невозможно, но хотя бы так», — вспоминает Иракли.

Жизнь идёт своим чередом, а желание вернуться не угасает. По разным оценкам, в Абхазию вернулось около 45 тыс. человек грузинского происхожденияПоложение внутренне перемещенных лиц и беженцев из Абхазии, Грузии, и Цхинвальского региона // Доклад Генерального секретаря, ГА ООН, – 2021.×. Сколько из диаспоры – вопрос дискуссионный.

«Подсознательно хочется вернуться и жить, тихо и мирно, но это уже другое общество, а былое время не вернуть. Всё нестабильно, ничего не понятно, ничего не развивается, просто хочется плакать. Конечно, с годами меня тянет обратно, но я понимаю, что не смогу там жить. Там нет достойного существования, ты просто можешь приехать и отдохнуть, не более того. Потом уезжаешь и снова настаёт время, когда скучаешь по родственникам, дому, земле. Там по сей день 90-е. Всё решается так: дерутся, собираются, стреляют», – делится Иракли.

Иракли не оставляют надежды на возвращение. Остается открытым вопрос – насколько реалистична эта перспектива.

«Для меня это историческая родина. Когда я был в Грузии пару лет назад, у меня такие ощущения были, знаете, прямо что-то близкое, земля вся пропитана чем-то родным, хотелось упасть и обнимать землю, обнимать людей. Я дышал каждым прохожим, который шёл мне навстречу. Блаженство испытывал, что я на своей родине».

На вопрос "Что бы ты хотел передать тем, кто находится вдали от дома?" Иракли ответил: «В первую очередь ни при каких обстоятельствах не забывать свою родину, свои корни. Передавать это из поколения в поколение. Только это спасёт нас, наверное. Гордитесь тем, что вы грузины. Это нужно нести как крест».